Конвой ВА-18 -2
Для охраны этого конвоя прибыл с острова Диксон «эскорт» в составе трех военных кораблей: флагмана – бывшего гидрографического судна «Мурман», превращенного в минный заградитель, и двух тральщиков из мурманских рыболовных траулеров, мобилизованных вместе с командами в сорок первом году.
«Мурман» с крепким корпусом, предназначенным для автономного плавания во льдах арктических морей, и с тремя внушительными 130-миллиметровыми орудиями представлял бы значительную силу, если бы не скорость в пределах одиннадцати узлов, которая сильно ухудшала его боевые возможности.
На крыльях мостиков тральщиков, задрав стволы в зенит, торчали «эрликоны», а на корме покосились глубинные бомбы. Считаясь военными, тралением эти корабли почти не занимались, так как не имели современных магнитных тралов, большей частью использовались в дозорах и в охранении конвоев. Их слабым местом тоже была скорость.
28 сентября сыграли боевую тревогу и конвой ВА-18 пустился в путь. Через два часа, сразу за проливом Вилькицкого, суда пересекли узкую полосу битого льда, которая оказалась единственной. Как назло, Арктика выдалась легкая, и все остальное плавание мы проделали по чистой воде, где немецкие подводные лодки имели возможность действовать без ледовых затруднений. Для движения избрали центральный вариант перехода – вдали от берегов, чтобы, следуя на юго-запад, пересечь меридиан Диксона и, повернув на юг, достичь острова.
Соединение построилось в две кильватерные линии: справа – «Моссовет», за ним «Архангельск», слева – впереди «Сергей Киров», позади «Андреев». Эскорт оцепил транспорты строем клина: во главе «Мурман» (он шел противолодочным зигзагом), оба тральщика «31-й» и «63-й» держались на траверзах колонн.
Из-за непогоды и из-за «Сергея Кирова» скорость временами падала до пяти узлов.
Одинокий конвой пробирается на запад. Кроме штатной вахты, каждый член команды отбывает еще подвахту по расписанию на боевых постах: у пушки, у «эрликонов» и возле глубинных бомб. Дополнительные наблюдатели выставляются на крыльях мостика и на фор-марсе – там оборудована бочка-гнездо. В случае чего из этого гнезда трудновато будет выбираться, но расписанные карабкаются туда без всяких разговоров. Наверху непривычно людно, но очень тихо.
Время около полудня. Беспорядочной лавой струятся свинцовые волны. Под пасмурным сводом низко бегут обрывки седых туч. Очень крепкий зюйд-вест ломает гребни, подхватывает брызги и косым веером проносит их над палубами. Иногда налетают снежные шквалы, и видимость сокращается. Суда продвигаются, тяжело переваливаясь через водяные бугры. Пена кипит в шпигатах, лижет палубы и, схлынув, обнажает изъеденные ржавчиной борта. Стальные барбеты, стволы «эрликонов», возле них – в серой пустоте – зябко маячат фигурки.
Наверх доносится слабый звонок. Он зовет на обед. Белая скатерть поверх другой, постоянной, накрыта. Супник, приборы блестят и позвякивают в такт качке, но на смоченных салфетках стоят надежно – по столу из стороны в сторону не ездят.
— Погода за нас. – бодрится стармех, — лодкам сильная волна тоже не по нутру.
Чтобы не сглазить, я отзываюсь:
— Пока подождите, — и тянусь к супу, но рука цепенеет, вдруг … взрыва не слышу, удара не ощущаю… встряхивает корпус, и толчок определяется лишь где-то в подсознании. Неподвижные зрачки. Белые костяшки чьих-то пальцев сжимают борт стола. Пустое кресло капитана вертится на своей турельке. Кровь отхлынула волной от головы и тупо бьет в поясницу. Чье-то пепельное лицо. Солоно во рту. В мозг врезывается сверлящим звоном колокол громкого боя.
Все устремляются в дверь. Выхватываю из каюты, по пути, спасательный пояс, в три скачка одолеваю трап, в среднем тамбуре поскрипывает в такт качке дверь – каюта капитана открыта. Три шага за его нагрудником, три шага обратно и по трапу через несколько ступенек на верхний мостик. В животе щекочет пустота.
— Спасибо, — благодарит Дубинин, но не одевает пояс, а кладет вблизи на палубу. Остальные в нагрудниках. Дубинин нацеливает фотоаппарат в сторону «Архангельска», который справа, кабельтовых в трех, оседает в воду.
Московское время, по которому ведет свою летопись конвой, — девять часов, но на «Андрееве» уже полдень, потому что он идет с востока, и его судовое время, соответствующее району плавания, больше на три часа.
78 градусов 55 минут северной широты, 93 градуса 56 минут восточной долготы. Это точка в Карском море возле острова Русский.
Торпеда взорвалась ниже ватерлинии – она попала в район второго трюма, и через минуту судно начинает переламываться. Носовая часть погружается горизонтально, а кормовая, задираясь, обнажает винт. Годна шлюпка уже качается на волнах; путаница талей свисает со шлюпбалок; через планширь люди прыгают за борт в холодную воду бурного моря. На место катастрофы полным ходом несется тральщик. От разлома корпуса до кормы «Архангельска» метров семьдесят, а глубина около сорока пяти. Носовая часть быстро исчезает под водой, кормовая становится почти вертикально, упирается в грунт, и начинает по дуге опускаться назад – вниз, при этом винт отчаянно машет лопастями в воздухе, пар с глухим рокотом вырывается из трубы, значит, машина еще работает. В эти трагические минуты она, в предсмертных судорогах, продолжает вращаться, а около нее – внизу, в машинном отделении отрезаны бесповоротно от жизни люди. Сейчас их послушное творение, только что сверкавшее в ярком свете ламп своей краской, малом и металлом, вдруг взбесилось и, в навалившемся свирепом мраке, ломает, шпарит и беспощадно жжет все, в своих мучениях, живое, что полное сил, еще мгновение назад чувствовало, дышало, думало, управляло им и верило в свою счастливую звезду. «Архангельск» тонет меньше пяти минут. К подходу тральщика судно полностью скрывается под водой. Прямо над местом гибели подбирают людей, и скоро конвой уходит полным ходом на юг. С тральщика сообщают, что они спасли семнадцать человек – значит около пятнадцати погибло: в машине и в кочегарке все. Котлы не взорвались – у каких-то обреченных смельчаков хватило духа в эти последние мгновения стравить пар и выгрести жар из топок. Капитан Ермилов уцелел. Его лицо покрылось точками, как от пороха – потом они сошли. Утонул бывший командир ледореза «Ф. Литке» — военный лоцман Гудин – в последний момент он бросился вниз за какими-то документами, так там и остался.
Е. В. Успенский (из военного дневника).
Журнал «Морской флот», прошлый век
В детстве очень любила торт «Наполеон», который готовила мама. Когда переехала жить в Хмельницкий, то очень удивилась, что и в магазинах и у продающих домашние торты «Наполеон» всегда был с заварным кремом. Как по мне, то заварной крем хорош в заварном тесте. Мама же для «Наполеона» готовила крем из вареной сгущенки и сливочного масла. Таким я этот торт запомнила, таким готовлю его сама. Этот вариант торта для меня вне конкуренции. Но, с ушедшей советской эпохой, ушли в небытие и качественные продукты питания. Не найти в торговой сети ни настоящего сгущенного молока, ни настоящего сливочного масла. Все та же история, увеличение количества ассортимента продукции произошло в ущерб его качеству. Но хорошо еще, что в некоторых случаях, можно приготовить нужные ингредиенты самому или купить на рынке. Например, можно приготовить сгущенное молоко в домашних условиях (на Украине звучит – домашня згущонка). Что, в принципе, не сложно, и время на приготовление ее с головой окупается вкусом и качеством. С приготовлением домашнего масла уже немного сложнее, проще покупать его на рынке, у проверенных продавцов (они же изготовители).