Конвой ВА-18-5
Почти стемнело, когда призывно зазвенел еще один сигнал тревоги… Но все и так на своих постах, вся команда наверху. Стихийно возникает артиллерийская стрельба, кто-то открыл противника во мраке. Треск, вспышки, взрывы наполняют темноту, и вдруг белая гирлянда зависла на парашюте в высоте. Это «Мурман» выстрелил осветительным снарядом и ярко высветил круг воды и корабли в нем. Кто-то видит подводную лодку – она в надводном положении. Я ничего не вижу. «Мурман» самоотверженно рассекает строй и стреляет из всех своих орудий. Хотя он и числится минзагом, на самом деле это просто небольшой, хорошо вооруженный транспорт. Из стволов частые кинжалы вспышек, вьются трассы «эрликонов», мы изо всех сил палим куда-то. Вторая лодка неосторожно забирается в освещенный круг, она тоже над водой, огненный пунктир из пуль упирается в рубку. Это я вижу хорошо и с удовольствием злорадствую: «Ага, досталось, значит, попадает, бьет у них кого-то, им там тоже не очень сладко, они тоже могут ошибаться». Собственные промахи и воображаемая непогрешимость врага часто преувеличиваются, пока допущенные им ошибки не рассеют ореол его придуманного превосходства и противник представится равно уязвимым. В небе осветительный снаряд осыпается тлеющими искрами и постепенно гаснет. Стрельба почти сразу утихает.
Снова мрак, тишина и плеск воды в забортной жути. Суда потеряли ход и сгрудились. Они жмутся друг к другу так близко, что даже в темноте видны их силуэты.
Я опускаюсь на диван в штурманской рубке. Страшная слабость охватывает меня. Рядом сидит старпом. На переборке тикают часы. Кругом почти покой, но нам его дано совсем немного…
Судовое время 22 часа 10 минут, 75 градусов 28 минут северной широты, 83 градуса 25 минут восточной долготы… весь наш мрачный мир толчком подбрасывает вновь, я выскакиваю на крыло мостика… изнутри вздыбилась бездна…
В двух кабельтовых справа вздувается гора воды и опускается вместе с задранной кормой тральщика тут-же исчезающей в пучине: это пришедший нам на помощь «ТЩ-42». Ручки машинных телеграфов переводятся на полный – спасать во тьме средь вражеских подлодок нельзя. Безжалостный закон войны запрещает в таких условиях идти на верный риск добавочных потерь.
«ТЩ-42» только что пришел с Диксона, чтобы здесь прикрыть нас своим бортом от торпеды, направленной в силуэты больших целей, и рядом с нами сейчас так просто оборвалась жизнь полусотни моряков, а где-то далеко, в разных концах нашей страны, десятки семей не скоро еще узнают, что они сразу вдруг осиротели.
Суда полным ходом вспарывают воду и, кроме «Мурмана», молчат, а он, наш мститель, яростно стреляет по какой-то цели до тех пор, пока в стороне что-то с пламенем взрывается. Один из тральщиков спешит пройти над местом взрыва, там за его кормой вода не пенится – ее успокаивает слой всплывающего масла. Рулевой матрос острит:
— Сальдо с бульдой теперь сойдутся лучше.
Прикончили вторую лодку, похоронили во чреве немецких субмарин две кадровых команды, набивших руку в морском разбое. На такой итог в схватке боевых кораблей с вооруженными транспортами и бывшими рыболовными траулерами вряд ли рассчитывал враг, и мы почти квиты. Это утешение, конечно, небольшое, но все же…
Е. В. Успенский (из военного дневника).
Журнал «Морской флот», прошлый век